Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель - Страница 147

147

Первые ярусы Бездны в угоду сынам человеческим гномы оформили в людском вкусе. Тридцатифутовой ширины пол Большого Тоннеля был вымощен черным гранитом, истертым и истоптанным ногами многих поколений. Естественные изгибы стен были выровнены кладкой из каменных блоков; сломанные статуи, рассыпанные на полу, как кости, говорили о том, сколь роскошно выглядел Большой Тоннель в дни своего расцвета. Среди мраморных рук и голов встречались и настоящие кости, а также погнутые остовы и раздробленные стекла огромных бронзовых ламп, когда-то свешивавшихся с потолка. Теперь все это лежало вдоль стен Тоннеля, как сметенная на обочины листва, — здесь проползал дракон. Даже в темноте Дженни могла различить своим колдовским зрением потеки копоти — там, где ламповое масло воспламенил огонь дракона.

Чем глубже, тем непривычнее человеку становилась Бездна. Сталагмиты и колонны уже не принимали облик гладких прямых столбов, столь любезных людскому взору, но обретали подобие многолиственных деревьев, зверей или гротескных фантастических созданий; все чаще и чаще встречались среди них необработанные, сохранившие ту форму, что придала им когда-то льющаяся по капле вода. Прямые и строгие водостоки верхних уровней сменились внизу вольно бурлящими потоками; кое-где вода падала с высоты доброй сотни футов или падала куда-то в пропасть сквозь резные каменные черепа горгулий. Пройдя через каверны, через систему пещер, превращенных в обиталища многочисленных кланов и семейств, Дженни внезапно попадала в пространство, способное вместить несколько таких городков, что лежал в руинах у входа в Бездну. Дома и дворцы разбросаны были здесь весьма прихотливо; их причудливые шпили и ажурные мостики, казалось, копировали формы толпящихся тут же сталагмитов и отражались вместе с ними в омутах и реках, гладких, как полированный оникс.

И куда бы ни обращала Дженни взгляд в этом тихом дивном царстве, глаза ее встречали руины, обломки костей и глубокие царапины, оставленные шипами дракона. Белые жабы и крысы кишели среди остатков пищи и клочьев падали; смрад от бывших складов сыра, мяса и овощей делался подчас невыносимым. Бледные безглазые выродки недр поспешно убирались с дороги или прятались в обугленных черепах и оплавленных сосудах чистого серебра, которыми был усеян пол. Имена тварей были известны Дженни из рассказов Мэб, хотя кому какое принадлежит, она могла только гадать.

Чем глубже проникала она в Бездну, тем холоднее становился влажный воздух; камни уже начинали скользить под ногой. Теперь-то Дженни понимала, что Мэб была права: без поводыря даже она, с ее ночным зрением, никогда бы не нашла дорогу к Сердцу Бездны.

Но она нашла ее. Эхо драконьей памяти вызывало некую раздвоенность ощущений; все время хотелось отстраниться от чего-то чужеродного, вторгающегося в твои мысли. Перед проломленной дверью Дженни почувствовала запах лекарств, сохраненный неподвижным воздухом, и слабое дыхание древнего колдовства.

Воздух в анфиладе пещер, напоенный ароматами пряностей и сухой камфоры, стал теплее. Смрад разложения, как и бледные слепые твари, почему-то не проникал сюда. Пройдя сквозь проем в большую куполообразную пещеру, где сталактиты смотрелись в масляную черноту центрального омута, Дженни подумала о том, какой же силой должны обладать заклинания, сохраняющие тепло на такой глубине, если сами колдуны давно уже убиты!

Великая магия обитала в этом подземелье.

Воздух был, казалось, пропитан ею; пока Дженни проходила через помещения для медитации, транса, а может быть, и для отдыха, она все время ощущала ее живое присутствие — именно живую магию, а не отзвук отработавших заклинаний. Ощущение это временами становилось настолько реальным, что Дженни несколько раз оглядывалась и спрашивала в темноту: «Кто здесь?» Как при встрече с шептунами на севере, чувства ее спорили со здравым смыслом, и Дженни снова и снова с бьющимся сердцем распространяла свое сознание по темной пещере, но улавливала лишь пустоту да капли воды, мерно обрывающиеся с каменных клыков в вышине.

Да, это была живая магия, шепчущаяся сама с собой во мраке. И, как прикосновение к телу чего-то мерзкого, Дженни вдруг ощутила присутствие зла.

В маленьком помещении она нашла то, что искала: ряды стеклянных фиалов и закупоренных кувшинов из бело-зеленого мрамора, запасенных гномами в огромном количестве. Дженни разбирала в темноте надписи на сосудах, нужные отправляла в сумку. Делала она это торопливо — ей было здесь не по себе, но самое главное: убывало время, а вместе с ним и жизнь Джона.

«Он не может умереть, — в отчаянии говорила Дженни себе. — Только не теперь…»

Но кому, как не ей, целительнице, было знать, сколько раз она приходила к постели больного слишком поздно! Кроме того, одними лекарствами сейчас не обойтись. Оглянувшись напоследок, Дженни покинула тесное помещение. Где-то здесь, по ее предположению, должна была находиться библиотека: книги и свитки заклинаний — истинное Сердце Бездны.

Подошва скользнула по влажному гладкому полу, и даже этот еле слышный звук заставил Дженни вздрогнуть. Полы здесь, как и во всей Бездне, располагались не на одном уровне, но представляли как бы ряд террас; даже в самом крохотном закутке были по меньшей мере две такие террасы. Тревожное чувство, что за ней наблюдают, нарастало, и Дженни уже боялась пройти в следующий проем, словно некое зло поджидало ее там, в темноте за порогом. Она ощущала колдовскую власть, куда более сильную, чем власть Зиерн, более сильную даже, чем власть дракона. Однако, войдя, не находила за дверью ничего: ни затаившегося зла, ни магических книг, с помощью которых гномы должны были передавать свое искусство новым поколениям магов, — одни лишь травы, скелеты для изучения анатомии, каталоги болезней и лекарств. Несмотря на все свои страхи, Дженни была изумлена: Мэб говорила, что у гномов нет отдельных школ, но без книг вообще невозможно никакое учение! Значит, библиотека — дальше. И Дженни вновь и вновь заставляла себя продолжать путь.

147