В одном из малых отделений секретера лежал стетоскоп Лидии — свернувшись, как змея из резины и стали…
Руки Эшера слегка дрожали, когда он снова отправил стетоскоп в его гнездышко. Кровь толчками двигалась в венах.
Голос его, однако, остался ровным.
— И чего же вы хотите?
— Помощи, — сказал вампир.
— ЧТО? — Эшер уставился на вампира, и, судя по изумлению, мелькнувшему в глазах Исидро, выглядело это довольно глупо. Эшер все еще пытался осмыслить то, что он недавно услышал (а точнее сказать — не услышал) с помощью стетоскопа, но последняя фраза мрачного хищника из легенд, присущих каждой культуре, поразила его не меньше, чем сам факт существования вампиров.
Бледные глаза изучали его. Неподвижные, бесстрастные, невероятной глубины глаза. Несколько секунд Исидро молчал, как бы размышляя, сколь многое он имеет право сейчас рассказать. Затем сделал движение — невесомое, грациозное, бесшумное, как пролет тени, — и оказался присевшим на углу конторки. Длинные белые руки обхватили облитое серой материей колено (отличная портновская работа!), голова чуть склонена набок. Что-то гипнотическое было в этом молчании: ни нервных жестов, ни мимики, словно вся свойственная людям суетливость была вымыта из Исидро неспешным течением лет.
Затем дон Симон сказал:
— Вы — доктор Джеймс Клаудиус Эшер, автор «Языка и концепций в Восточной и Центральной Европе», преподаватель филологии в Новом колледже, специалист по языкам и их метатезам в фольклоре от Балкан до Порт-Артура и Претории…
Эшер не поверил ни на секунду, что Исидро по чистой случайности назвал три горячие точки, подробнейшие карты которых министерство иностранных дел требовало в свое время особенно настойчиво.
— Уверен, что уже в силу профессии вы должны быть знакомы с вампирами.
— Да, разумеется. — Эшер оперся рукой на диван, где, погруженная в противоестественный сон, лежала Лидия. Он ощущал нереальность происходящего, но, как ни странно, был почти спокоен. Что бы там ни происходило, умнее было принять предлагаемые правила игры, чем ударяться в бессмысленную панику.
— И нечему тут удивляться, — продолжил он момент спустя. — Я изучил легенды о вампирах чуть ли не всех цивилизаций — от Китая до Мексики. Они существуют повсеместно — рассказы о призраках-кровопийцах, живущих, пока пьют кровь. О них сохранились упоминания и в античных источниках, хотя, помнится, классические древнеримские вампиры предпочитали откусывать своим жертвам носы. Они что, в самом деле так поступали?
— Я не знаю, — ответил Исидро. — Сам я стал вампиром лишь в 1555 году от Рождества Христова. Я прибыл в Англию в свите его величества короля Филиппа, когда он собирался сочетаться браком с английской королевой, — и, сами понимаете, домой уже не вернулся. Лично я не вижу смысла в подобных действиях древних вампиров.
И хотя выражение лица его не изменилось, Эшер уловил некий проблеск улыбки в глубине этих странных глаз, напоминающих своим цветом шампанское.
— Что же касается легенд, — продолжал вампир, все еще пребывая в странном оцепенении, словно устав за несколько столетий от ненужных жестов, — рассказы о феях также существуют повсеместно, но ни вы, ни я не предполагаем встретить их, скажем, в саду.
Мочка уха, выглядывающая из-под длинной бледной пряди, была проколота, а на одном из белых длинных пальцев вампира Эшер заметил старинное золотое кольцо. Плотно сомкнутые тонкие губы Исидро полностью скрывали его зубы, и лишь когда он говорил, свет газового рожка мерцал на острых клыках.
— Я приглашаю вас отправиться со мной, — сказал он после короткой паузы, которая показалась Эшеру секундой некой внутренней борьбы. — Сейчас полседьмого. Поезд до Лондона отправляется в восемь, а до станции несколько минут ходьбы. Мне необходимо поговорить с вами, и, возможно, будет лучше, если мы сделаем это в экипаже, удаляющемся от тех, чья судьба зависит теперь от вашей удачливости.
Эшер взглянул на Лидию. Ее волосы рассыпались завитками рыжего дыма по кремовому кружеву платья; пальцы, сжимающие легкую вещицу из проволоки и стекла, испачканы в чернилах. Эшер невольно улыбнулся. Очки и вечернее платье — сочетание в стиле Лидии, хотя на людях она предпочитала быть полуслепой. Так она и не забыла тех дней, когда была гадким утенком. Наверняка провела все утро в анатомичке, затем, торопливо нацарапав что-то о своих любимых гландах, поспешила домой, чтобы успеть переодеться к его приходу. Интересно, как бы она отреагировала на появление дона Симона Исидро? Не иначе — достала бы зеркальце дантиста и потребовала открыть рот — шире!
Эшер оглянулся на Исидро, странным образом взбодренный этой мысленной сценкой.
— Лучше — для кого?
— Для меня, — спокойно ответил вампир. — Для вас. И для вашей леди. Не обманывайтесь, Джеймс, вы в самом деле играете со смертью. Однако пожелай я убить вашу леди или вас, я бы уже это сделал. Вы не представляете, сколь многих мне приходилось убивать. Вы бы просто не смогли остановить меня.
Испытав уже однажды момент психологической слепоты, Эшер был готов к нему и все же так и не уловил движения Исидро. Рука была всего в двадцати дюймах от спрятанного в ботинке ножа, когда Эшера швырнуло на спинку дивана, причем попытка вывернуться успеха не принесла. Обе руки каким-то образом оказались у него за спиной, и нечто вроде кольца из льда или стали охватило его запястья. Свободная рука вампира, обжигая холодом, схватила его за волосы и отогнула голову вниз, к полу. Эшер чувствовал, насколько незначителен вес этого сухого костистого тела, но не мог найти точки опоры для сопротивления, да и поздно уже было бороться. Шелковистые ледяные губы скользнули по его выпяченному горлу вдоль распахнувшегося воротника (ни малейших признаков дыхания!), затем коснулись его кожи в насмешливом поцелуе, и в следующий миг Эшер был свободен.