Он миновал хаос рассыпанных костей, груды черепов и прочего, готовые хоть сейчас встретить Судный день. Видимо, причиной тому была вся эта мрачная средневековая символика, но Эшер подумал вдруг о застреленном им человеке, а потом о тех, что неминуемо погибнут в грядущей войне, для которой он копировал карты и выкрадывал планы в Австрии, Китае, Германии, вывозя их среди своих филологических заметок.
Он припомнил все известное ему об этих планах и был поражен неприятной мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь для того, чтобы продлить свое существование.
Перед ступенями алтаря, усыпанными костяными обломками, Эшер остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на него издали пустыми глазницами.
Его шепот скользнул среди костей и сгинул во мраке:
— Frater Antonius…
Ответом было лишь шелестящее эхо.
— In nomine Patris, Antonius…
Может быть, он спал вовсе не здесь. Эшер присел на каменную ступеньку, поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно, старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
В абсолютной тишине тихо свистела раскаленная жесть фонаря. Эшер вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей. Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
Затем пришла убийственная мысль: а не приманил ли брат Антоний его самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в глаза? По своей ли воле он пришел сюда? «Я бы мог вызвать ее откуда угодно, — сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. — И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала».
Эшер, правда, не чувствовал той дремоты, с которой он боролся когда-то в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата Антония.
«После долгого поста жажда крови доводит до безумия…»
Он вспомнил газетный заголовок и содрогнулся.
Керосин в жестяном резервуаре выгорел уже почти полностью. Эшер представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
— Антоний, — шепотом произнес он по-латыни. — Я пришел поговорить с тобой. Я знаю, что ты там.
Ответа не было. Пустые глазницы черепов; сотни поколений парижан, чьи аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
Чувствуя, что ведет себя глупо, Эшер снова заговорил в пустую темноту. По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний услышит его с любого расстояния.
— Мое имя — Джеймс Эшер. Я ищу вместе с доном Симоном Исидро лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так же, как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
Ничего не шевельнулось во мраке, эхо умолкло, упала мягкая, как пыль, тишина.
— Антоний, мы нуждаемся в твоей помощи, люди и вампиры. Он, должно быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты поможешь нам?
Напевные рифмы закружились в его сознании, завораживая, как детская считалочка:
…Прошептал — и эхо снова возвратило это слово, это имя, что на свете для меня святей всего, — и не более того.
«Эдгар По…» — подумал он, понимая до конца, что это такое — стоять перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
«И не более того… и не более того…»
Он достал из кармана газету и развернул ее на ступени алтаря, сложив так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
— Я должен идти, — сказал он в темноту. — Я вернусь завтрашней ночью и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна твоя помощь.
Тьма смыкалась за ним, как занавес, когда он шел по коридорам. Может быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
Как можно вообще уничтожить вампира, неуязвимого для солнечного света? А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего… Эшер много бы отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией.
Если Антоний им не поможет…
Может быть, мутация с течением времени открывает иные уязвимые точки — чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся, представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову, набивают ему рот снежками.
Если предположение Лидии о том, что вампиризм — всего-навсего болезнь крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться с этой заразой. «Самое время обратиться к фольклору», — с усмешкой подумал он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с помощью шприца непосредственно в вену вампира…