Он открыл глаза и увидел Исидро, сидящего возле свечи и читающего лондонскую «Таймс». Стало быть, снаружи была ночь.
— Интересно, — негромко проговорил вампир, когда Эшер передал ему разговор со старым священником. — Получается, что он приходил в дневные часы, то есть, думаю, солнечный свет для него все-таки не препятствие. И серебряный замок на двери явно был открыт и закрыт.
— Он мог прийти и другой дорогой.
Исидро свернул и отбросил газету.
— Он мог явиться через сточные трубы. Возможно, он все эти годы знал, что этот дом принадлежит мне, а может быть, просто следил за мной, когда мы возвращались из катакомб. И, увидев, как я пытаюсь спасти вам жизнь, несомненно сообразил, куда вас следует доставить. В любом случае резиденцию мне надо искать новую, поскольку об этой уже знают и Гриппен, и Элиза… Вы уже можете держаться на ногах?
Эшер заставил себя встать, хотя даже попытка умыться из принесенного доном Симоном резинового тазика вымотала его до такой степени, что он счастлив был вернуться на свое ложе. Чуть позже, отдохнув, он попросил конверт и бумагу. В течение следующего дня он написал два письма Лидии: одно — в Оксфорд на ее настоящее имя, другое было адресовано мисс Присцилле Мерридью и вложено в конверт с запиской для студента-посредника. Эшер заверял Лидию, что находится в относительной безопасности, но сам он прекрасно понимал всю мрачную иронию этой фразы. Быть заключенным в подвале под опекой двух вампиров — ситуация, прямо скажем, оптимизма не вызывающая. Исидро без возражений согласился отправить оба письма, и Эшеру оставалось только надеяться, что простенький его камуфляж сработает, а там уж он постарается найти для Лидии новое убежище.
Он пробыл в подвале еще два дня: большей частью спал, читал приносимые доном Симоном газеты и книги и с чисто научным удовлетворением слушал, как вампир читает вслух Шекспира с произношением, принятым в шекспировские времена. Силы постепенно возвращались. Брат Антоний больше не появлялся, разве что в странных запутанных снах Эшера, однако фарфоровый кувшин он, проснувшись, всегда находил полным свежей воды.
В полдень второго дня Эшер нашел подложенные под подсвечник два железнодорожных билета, а в ногах постели стоял аккуратно собранный багаж. К билетам была приложена записка на прекрасной, вполне современной бумаге, но почерком середины семнадцатого столетия: «Сможете ли вы отправиться в Лондон сегодня вечером?»
Здесь же был сложенный в несколько раз номер лондонской «Таймс» с крупным заголовком: «РЕЗНЯ В ЛАЙМХАУСЕ».
Еще семь человек (в основном докеры-китайцы) расстались с жизнью.
Дрожа от слабости, Эшер слез со своего ложа и, спотыкаясь, побрел к решетке. Прутья были массивные, явно рассчитанные на сверхчеловеческую силу вампиров; серебряный замок был закрыт на ключ. Эшер прижался к холодному металлу и негромко позвал в темноту:
— Антоний! Брат Антоний, послушайте. Вы нам нужны в Лондоне. Нам нужна ваша помощь. Мы можем совершить это путешествие в течение одной ночи, кроме того, у нас есть с собой укрытие от дневного света. Вы должны ехать с нами — вы единственный, кто может нам помочь, единственный, кто может выследить дневного убийцу. Помогите нам. Пожалуйста.
В ответ из темноты — ни звука.
— Я не удивлен, — заметил дон Симон, выслушав рассказ Эшера, когда поезд отошел от Гар дю Нор в тонком вечернем тумане. — Трудно сказать, насколько он осведомлен и много ли понимает в том, что происходит. Вполне возможно, что он тайком следует за нами, слушая издалека наши разговоры, как это, кстати, часто делают вампиры. Не исключено, что он приветствует смерть вампиров или просто не желает назвать имя убийцы, потому что хорошо с ним знаком. Дружба среди вампиров бывает, хотя и редко.
Он развернул на костлявых коленях только что купленную газету, равнодушно пробежал заголовки.
— Мне это не нравится, Джеймс, — сообщил он, и Эшер наклонился посмотреть.
«ВАМПИР ЛАЙМХАУСА! — кричал заголовок. — ПОЛИЦИЯ ОЗАДАЧЕНА».
— Еще одна серия убийств позавчерашней ночью — в Манчестере (лондонские газеты перепечатали сообщение на следующий день). Наш вампир, видимо, пользуется обычным транспортом… Выпить кровь из девяти человек — да после этого ни один нормальный вампир в течение недели как минимум даже глядеть на людей не сможет! Если кому-то требуются две жертвы в течение одной ночи, то это редчайший случай. А это… — Тонкие брови озабоченно сдвинулись. — Это меня сильно беспокоит.
— Случалось такое раньше?
Изящные руки свернули газету в несколько раз и отложили в сторону.
— При мне — нет. Но Райс рассказывал, что нечто подобное случилось во время Чумы.
«Он стал вампиром еще до пришествия Черной Смерти…»
— С теми, кто пил кровь заразившихся чумой?
Исидро обхватил руками колено. На Эшера он не смотрел.
— Да все мы это делали, — сказал он спокойно. — Райс делал это во время Великой Чумы — и не заболел. Гриппен и я поступали так же в шестьдесят пятом, когда чума в последний раз пришла в Лондон. Да и кто мог тогда отличить здорового человека от зараженного, да еще ночью! Однажды я выпил кровь одной женщины, а потом отбросил простыню и увидел у нее под мышками и в паху черные нарывы — чума в последней стадии. Я выбежал на улицу, меня жестоко рвало, и Туллоч Шотландец, найдя меня в таком состоянии, удивился, что меня напугало. «Мы уже мертвые, — сказал он. — Что за девичьи страхи?»
Голос вампира был ровным, желтые глаза — бесстрастны, но, глядя на этот бледный благородный профиль, Эшер ощутил вдруг, какая пропасть времени разделяет его и Исидро.