«Все, кроме меня», — возник в сознании шепот брата Антония, неустанно раскладывающего кости в подземельях Парижа. Эшер покачал головой и тихо сказал:
— Нет.
Исидро повернул к нему голову и взглянул по обыкновению невыразительно.
— А еще говорят, что нет больше веры в Бога! — заметил он и снова повернулся к Блейдону. — Если уж Джеймс не подходит для этой цели, то что говорить о том уличном сброде, который вы будете ко мне приводить! Когда мастер творит птенца, от птенца зависит столько же, сколько и от мастера. Я сомневаюсь, что смогу сотворить вампира, зная, что творю фуражный корм, как бы я при этом ни старался. Буду удивлен, если из тысячи выживет хотя бы один.
— Вздор, — с беспокойством сказал Блейдон. — Вся это болтовня насчет воли и духа…
— Даже если у вас это и получится, — добавил Эшер, устраиваясь по мере возможности так, чтобы меньше беспокоить больную руку, — что дальше? Вы всерьез собираетесь держать в доме два, три, а то и четыре десятка птенцов-вампиров? Птенцов, которые преданы и подчинены только своему мастеру? Начать с того, что сам Кальвар был выбран весьма неудачно женщиной, которая его сотворила. Вы собираетесь быть более разборчивым? Особенно если учесть ваше наставление Деннису — отбирать лишь ненужных, порочных, вредных для общества.
— Пусть это вас не заботит. — Голос Блейдона был тверд, и в глазах снова появился знакомый упрямый блеск. — Это только временная мера…
— Как подоходный налог?
— В любом случае, выбора у меня нет. Состояние Денниса ухудшается. Вы сами это видите. Ему нужна кровь, кровь вампира, чтобы хотя бы приостановить болезнь. Если вы, Исидро, отказываетесь мне помочь…
— Отказ или согласие здесь ничего не решают.
— Перестаньте лгать.
— Перестаньте и вы лгать себе, профессор. — В бесстрастном голосе Исидро Эшеру послышалась еле различимая и все же вполне человеческая нотка. Блейдон отступил на шаг, грозя револьвером.
— Если вы все-таки сделаете выбор, я постараюсь предоставить…
— Больше людей? — осведомился Эшер. — Тех, кого вы признаете непригодными?
— Это мой сын! — Голос старика сорвался. Так и не справившись с дрожью, Блейдон добавил: — Кроме того, речь идет о благе страны. Если эксперимент удастся взять под контроль…
— Великий боже, вы еще собираетесь его продолжать? — Эшер извернулся и сел, опираясь спиной на стенку гроба. — Ваш собственный сын гниет у вас на глазах из-за вашего эксперимента — и вам все мало?
Блейдон шагнул вперед и ударил Эшера по лицу стволом револьвера. Исидро убрал ногу, чтобы Эшер не задел ее больной рукой, и со слабым проблеском интереса поглядел на взбешенного ученого, который тем временем поднял лампу с пола и отступил к двери.
— Мне жаль, что вы так думаете, — тихо сказал Блейдон, но свет лампы метался по стенам — руки у старика дрожали. — Вас, дон Симон, я намерен держать сытым и здоровым, пока буду изучать вашу кровь до появления более сговорчивого вампира. Что же касается вас и вашей жены, Джеймс, то я надеюсь, что вы укажете мне, по какому адресу она проживала в Лондоне. Сама она мне отказалась это сообщить, а мне нужны результаты ее поисков…
— Не будьте наивным, — сказал Исидро. — Гриппен бросил все бумаги в огонь еще прошлой ночью, как только мы вышли из ее комнаты.
— Тогда я заставлю сообщить мне об этом саму миссис Эшер, — сказал Блейдон. — Теперь, когда вы здесь, Джеймс, труда, я думаю, это не составит.
Держа револьвер направленным на Исидро, он попятился к выходу.
— Не ушибите вашего сына, когда будете выходить, — напутствовал его вампир, затем дверь заслонила янтарное сияние лампы и засов скользнул на место.
Западный ветер за день разметал облака, и ночное небо за окном было чисто. Белый лунный свет, смешиваясь с сиянием газовых фонарей, лился через стену сада. С обычной своей экономией движений Исидро встал и наклонился над Эшером, намереваясь перекусить веревку на его запястьях. Ледяные губы коснулись вен, скрипнули зубы. Затем путы ослабли. Правую руку разломило болью, когда Исидро бережно вновь водрузил ее на перевязь.
— Вы думаете, он подслушивал?
— Конечно, подслушивал. — Вампир взялся за ослабшую веревку на ногах Эшера и разорвал одним движением. — Он все время был за дверью, он даже и не выходил в сад, хотя вампир с его возможностями мог подслушать наш разговор и оттуда.
Он помог Эшеру присесть на крышку гроба и с кошачьей грацией скользнул к единственному окну, стараясь, однако, держаться подальше от серебряных прутьев.
— Тройное стекло, — коротко сообщил он. — И проложено проволокой. Мы могли бы вывернуть замок, будь у нас подходящий рычаг…
— Вы думаете, он следил за нами еще в переулке?
— Уверен. Я чувствовал… ощущал… не знаю. Он напал на меня сзади, а я даже не знал, что он рядом. — Он склонил голову, прикидывая, что ему делать с замком; горбоносый профиль белел в темноте, как бледная орхидея. — Но я прислушиваюсь к малейшим звукам вот уже много дней и поэтому не был точно уверен, слышу я что-либо или же мне просто показалось. Страх здесь плохой помощник.
Интересно, когда в последний раз дон Симон Исидро признавался, что боится чего-то? Глядя на него сейчас, Эшер не мог отделаться от ощущения, что перед ним настоящий, живой дон Исидро, а не вампир, в которого он превратился три с лишним столетия назад.
— Merde alors! — Исидро отступил от решетки, тряся обожженным пальцем. — Забавно, что Блейдон опасался, чтобы его сын не услышал, как делают вампиров. Конечно, разумная предосторожность, так легче держать его под контролем, но… — Исидро замолчал, прислушиваясь. — Он ушел.