Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель - Страница 95

Но в Гарете уже взыграла благородная кровь и, наверное (предположила Дженни), придворный стоицизм, заставляющий соблюдать этикет, несмотря на боль в грубо перевязанной руке. Юноша исполнил достойный всяческих похвал приветственный поклон, выпрямился (складки плаща легли печально и надменно), надвинул покореженные очки поглубже на переносицу и дрожащим, но неожиданно решительным голосом объявил:

— Милорд Драконья Погибель, я прискакал с юга, чтобы передать вам послание от короля Уриена Белмари.

Было видно, как он собирается с силами для произнесения следующих слов — торжественно-роковых, как обрывки баллад о златых мечах и сияющих плюмажах, и ему уже было наплевать на запах свинарника, равно как и на заморосивший внезапно холодный дождь.

— Милорд Аверсин, я послан, чтобы призвать вас на юг. Там объявился дракон, который уже разрушил Бездну Ильфердина, город гномов, и залег в нем, всего в пятнадцати милях от Бела, королевской столицы. Лорд Аверсин! Король просит вас прийти и сразить дракона, пока страна не погибла.

Выговорив слова, ради которых он был послан, юноша выпрямился с благородной мученической отрешенностью на лице, как и подобает гонцу из старых баллад, пошатнулся и осел в скользкое месиво грязи в глубоком обмороке.

Глава 2

Дождь уныло и ровно барабанил в стены разрушающейся башни. Единственная комната для гостей никогда не бывала хорошо освещена. И хотя сейчас едва перевалило за полдень, Дженни пришлось вызвать тусклый голубоватый шар ведьминого огня, чтобы осветить стол, на котором она разложила содержимое своей лекарской сумки. Все остальное пространство тесной спальни было заполнено тенями.

В постели беспокойно спал Гарет. Воздух наполнился ароматом высушенных размельченных трав. От ведьминого огня исходили ясные мелко-волокнистые полутени вокруг высохших словно мумии корней и стручков, застывших в вычерченных Дженни окружностях. Медленно, руну за руной, она творила над ними исцеляющие заклинания, каждое — с его собственным Ограничением, чтобы избежать слишком быстрого выздоровления, куда более вредного, чем сам недуг. Пальцы терпеливо вырисовывали знаки, разум взывал к уникальным свойствам каждого — ведь каждый знак это целый мир. Известно, что великие маги могут видеть силу начертанных ими рун (говорят, она выглядит как холодное свечение над исцеляющими порошками) и даже воспринимать ее как свет, исходящий из кончиков пальцев. После долгих лет уединения и медитации Дженни осознала, что для нее магия — скорее тишина и глубина, нежели блеск и движение, свойственные великим знатокам. Главное — не чувствовать обиды, которая может лишить тебя и того, что имеешь. В конце концов Дженни знала, что она работает настолько хорошо, насколько может.

«Ключ к магии — сама магия, — говаривал Каэрдин. — Чтобы стать магом, ты должен быть им. Нельзя тратить время ни на что другое, если ты хочешь достичь полноты своей власти».

Дженни осталась в каменном доме на Мерзлом Водопаде после смерти Каэрдина, изучая его книги, определяя расположение светил и предаваясь размышлениям в окружении полуразваленных древних камней, стоящих на вершине холма. С годами сила ее возросла, хотя и не настолько, как ей когда-то мечталось. И Дженни была довольна такой жизнью.

А потом появился Джон…

…Такая тишина стояла в комнате, словно кирпичи очага, тени стропил, струение дождя по стеклам и свежесть высушенных трав были запаяны в янтарь тысячи лет назад. Дженни смешала заговоренные порошки в чаше и подняла глаза. Гарет со страхом смотрел на нее из темноты.

Она встала, но стоило ей двинуться к нему, как юноша отпрянул с отвращением на бледном, вытянувшемся лице.

— Ты — его женщина?

Дженни остановилась, услышав ненависть в слабом голосе.

— Да, — сказала она. — Но это не твое дело.

Он отвернул лицо — раздраженное, смятое сном.

— Ты совсем как она, — пробормотал он. —..Совсем как Зиерн…

Она шагнула ближе, не уверенная, что расслышала правильно.

— Кто?

— Ты заманила его своими заклинаниями, ты низвергла его в грязь… — Лихорадочный шепот Гарета сорвался в рыдание.

Дженни подошла к кровати и, не обращая внимания на попытки Гарета оттолкнуть ее руки, коснулась его лица. Вскоре он перестал сопротивляться, снова уплывая в сон. Его тело не было ни слишком горячим, ни чрезмерно охлажденным, пульс — наполненный, ровный. Но он все еще метался и бормотал:

— Никогда… Никогда я не стану… Ты наложила на него заклинания, заставила его колдовством…

Его веки крепко сомкнулись. Дженни вздохнула и выпрямилась, глядя в беспокойное пылающее лицо.

— Если бы я наложила на него заклинания, — пробормотала она, — я бы давно уже освободила нас обоих, имей я мужество.

Она вытерла руки о юбку и спустилась по узкой и темной башенной лестнице.

Джона она нашла в рабочем кабинете, довольно просторном, иначе бы комнату разнесло изнутри чудовищное скопление книг. Большей частью это были древние тома, оставленные в Холде после отступления армии короля или подобранные в подвалах сгоревших гарнизонных городков; поеденные крысами, черные от плесени, нечитаемые из-за водяных пятен, — они распирали полки, целиком скрывающие две стены, они были рассыпаны на длинном дубовом столе, свалены грудами в углах. Листы с выписками, сделанными Джоном в зимние вечера, торчали из ветхих страниц. Письменные принадлежности были беспорядочно втиснуты в книги: шильца для накалывания бумаги, гусиные перья, ножи и чернильницы, куски пемзы — и более неожиданные предметы: металлические трубки и клещи, отвесы и уровни, зажигательные стекла и маятники, магниты, яичная скорлупа, осколки камня, засушенные цветы и наполовину разобранные часы. Огромная паутина из талей и блоков свисала со стропил одном углу, батальоны рельефно оплывших свечей криво лепились на каждой полке, на каждом подоконнике. Не комната, а сорочья коллекция, логово жестянщика, человека, для которого мир — огромный склад игрушек, полный завораживающих праздных вопросов. Над очагом, как гигантская еловая шишка, висел хвостовой набалдашник Дракона Вира — пятнадцать дюймов в длину и девять в поперечнике, — усаженный пеньками обломанных шипов.